На улице было очень душно. Небывалая для мая жара иссушила совсем недавно распустившиеся клейкие листочки тополей.

       И не было спасения от этой духоты ни в офисе под «кондишеном», ни в парке, куда Нелли ездила после рабочего дня теперь каждый вечер, чтобы хоть немого расслабится в тени куцых елей.
Вот там-то она и увидела его.

       Еле волочивший от голода ноги, худющий, со впалыми коричневыми боками, он казался совсем несчастным. Глазами полными слёз, похожими на маслины, с ужасом смотрел он на чокнутый от жары народ, радующийся новому «живому» зрелищу, привезённому из северных широт, и ни о чём уже не думая, покорно следуя за хозяином, тащившем его на верёвке, тесно сжимающей шею, к грязному, покрытому вонючей плёнкой, заболоченному пруду, в котором плавали пустые банки из-под пива.
Глотая тёплую воду с омерзительно-тухлым запахом, Северный олень желал одного – быстрой смерти, избавившей его от дальнейших мучений. Он давно уже перестал вспоминать сочный ягель и прохладные сладкие горные ручьи своей Родины.
Нелька заплакала от жалости и стыда за людей – олень умирал!

       Дома она тут же написала письмо в Мосгордуму об издевательстве над животным.
А дня через два ей позвонили из милиции и грозно спросили: «Будет ли она вечером дома – к ней придут!»
В комнату прошагал здоровенный мент с погонами прапорщика на синей форме. Усаживаясь на Нелькин диван, он молча вытер капли пота белоснежным носовым платком с жирной блестящей рожи, зло вынул бумаги из папки и, наконец, произнёс:
- Это Вы писали об олене?
- Да!
- Вам, что делать нечего?! Вы отнимаете у меня время! –- по-хамски мстительно пробасил он.
- Какое время? – Нелька поняла, что надо отбиваться и стала дразнить тупорылого мента.
- Вы что?! Я бы знаете, сколько преступников поймал?! А я из-за вашего письма с жалобой два дня на директора Леспромхоза потратил.
- Сколько поймали бы? – нагло спросила Нелька.
- Столько, сколько надо, -- не въехав в издевку, ответил мент.
- А сколько надо? – мстительно продолжала Нелька.

       До мента наверное что-то дошло, поскольку он резко встал с дивана, и расставив широко ноги, уперся мысами видимо с утра начищенных до блеска, но запылившихся теперь ботинок в только что вымытый, не отциклеванный пол. Грузно раскачиваясь взад-вперед и яростно размахивая руками, заорал: «Неразумию я, что Вам дался этот олень?! Вот если я бы в парк с коровой пришёл, никто бы не догадался в Думу писать! Понимаете?!!!»
       Нелька представила, как этот толстый боров, точно – хохол, тащит по парку на верёвке белую корову с рыжими пятнами на крутых боках, и орёт: «Ко-му-му парного молочка?! Дою прямо на ваших глазах! Подходи! Налетай! Целых два дня эта дура Герда не давала доить «неместное» стадо. Войдите в мое положение… Оголодал уже!"
- Понимаю,-- вздохнула Нелька, -- Северный олень, не корова.
Мент махнул рукой и снова плюхнулся на диван. "Вот отчёт о проделанной мной работе",- рыкнул он показывая бумаги: «Олень северный, цена 45 тысяч рублей, в отличном состоянии, здоров. Кормят сушёным ягелем из зоомагазина. Вот заключение ветеринара. Вот пробы воды из пруда. Наичистейшая. Пить можно! Распишитесь!»

- Не буду, пока вы мне не покажите бумагу о том, что ягель действительно продаётся в зоомагазинах Москвы. И не расскажите, почему таблички «Купаться запрещено!» вбиты вокруг вашего «чистейшего пруда»?
- Вы, что издеваетесь? – лицо мента сделалось багровым.
- Не-а, -- ответила Нелька и покачала головой.
- Вы видите, у меня всё доказано тут, в бумагах и вам придётся поставить свою подпись.
Ничего Вы девушка никому не докажите.
У нас народ покладистый и с властью не спорит, а платит.

       На следующий день Нелька поехала в парк пораньше. Отпросилась с работы.
Обойдя весь парк вдоль и попрёк, оленя она не нашла. Зато стало непривычно безлюдно и тихо. Снесли пивные палатки. Согнали с насиженных мест занимавшихся «бизнесом» художников-алкашей, тётенек продававших воздушные шарики для ребятни и старушек, реализовывающих семечки и орехи.
Нещадная майская жара выжгла остатки травы, а кроны деревья выглядели по-осеннему рыжими и жёлтыми. От духоты люди купались в зелёно-бурых водах пруда, заключённых в цементные тиски бордюра.

И вот, спустя недели две она все же увидела его.

       Он шёл за хозяином, ступая окрепшими длинными ногами по выжженной солнцем московской земле, у него отросли гордые молодые рога, и он мог уже бесконечно думать о своей северной Родине.


( основано на реальных событиях)
20 03 2008