Внутри себя я похожа на дом Без страха и сострадания – Окна не занавешены, в комнатах ни души, Но, если, рука, не принадлежащая никому, Случайно выронит чашку – это будет звук катастрофы. Тело, словно белая роща, что корнями в себя вросла, словно исполинский осколок стекла на нехоженом поле. Корабельная мачта, за собою влачащая дно, жар и правда, и боль и… В темноте лишь с распятьем сравнимо оно на груди твоей: влево - вправо. Крепко накрепко приколочена. Всей тишиной невозможной, всеми росами, кровеносными сосудами, костью выпуклой к неизбывному дому. Женщина двери не отпирает в нём. Чуть смеркается, в подреберье, там, где русло берёт река, из которой двоим не выплыть, озарённую видят её огнём. Не потому, что кого-то нет рядом со мной, а потому что меня – со всеми,* сквозь озоновый слой, сквозь весеннюю дрожь соловья есть трамвайный маршрут в невеселье твоё из моего невеселья. За паучьей слюной, занавескою слюдяной, знай, живут наугад, внутри в прутья забранные снегири. Никогда не проси их спеть, клеть нечаянно не отвори. Говорила женщина мудрецу: «приближая лицо к моему лицу по мановенью света, ты поймёшь – нет желаннее ничего пропасти той разверстой». И мудрец не нашёл ответа. Так, однажды, лишившись сна, в лихорадке, июньским летом ты шкатулку захочешь взломать с секретом, и прольётся музыка хрусталя, разбиваемого фарфора, никому ещё до сих пор она вдохновения не принесла. Не оглядываясь, не скорбя, ты покинешь сей дом с рассветом, оторвёшь, словно мякоть, с кожею, эту музыку от себя. *строчка взята из переписки с Balury
|