Ночь полнолуния, особенная ночь; зовущая, дарующая силы, волшебная…
Он уснул. Она же заснуть не смогла, было очень душно. Выйдя на крыльцо обнажённая, решилась пока никто не видит пройтись по росе, охладиться феном южного ветра, утолить жар холодным светом луны…
Травы нежно ласкали её грудь, бёдра, колени, она гладила колосья ладонями осторожно ступала босыми ногами по мягкой, пружинистой тропке из мха и белоголовой кашки, медленно шагая к реке.

Над Истрой плыл туман. Быстро окунувшись в тёплую, нагретую за день знойным солнцем воду, вышла на мокрый песок, побежала к дому.
Он, посапывая, спал на левом боку, и слюна текла из его раскрытого рта на подушку в рыжих ромашках.
Она легла рядом, прижавшись всем телом к его крепкой спине.
- А-а-а, это ты? – пробормотал Он сквозь сон.
Она не ответила, лишь ещё сильнее придвинулась к нему.
Он открыл глаза, повернулся и увидел незнакомку.
В бледном лунном сиянии лица под длинной чёлкой было не разглядеть, но тело, прекрасное нагое тело, плечи, упругие круглые груди с твёрдыми сосками, тонкая талия…
Он удивился - это была не Она, его верная преданная, пекущая пирожки и ватрушки, не интересная, но удобная, к которой привык и практически не замечал.
Перед ним с краю на его кровати сидела развратная красавица лунной ночи, пахнущая горьким духом полыни, дразнящая воображение рыжеволосая ведьма, соблазнительная и страстная.
Какой мужчина сможет устоять перед оголённой красотой женского"Я"?!
Он схватил незнакомку за длинные волосы, приблизил хрупкое, точёное лицо к своему.
Её глаза яростно сверкнули и сузились, словно у дикой кошки приготовившейся к прыжку. Он навалился на неё, крепко вжимая в не застеленный панцирь кроватной сетки, холодные жёсткие пружины, впились ей в позвоночник, не прогнулись под их телами, лишь заскрипели в такт его движений и её ненависти. Он был тяжёл, вонял перегаром и хохотал, закидывая навзничь свою кудрявую черноволосую голову.
Ей стало так же нестерпимо больно, как в первый раз. Тогда он тоже не узнал её, когда - то давно Он прижал её, ещё школьницу к облупившейся, разрисованной стене в грязном подъезде хрущёвской пятиэтажки на спор, под дикий хохот однокашников и, как тогда, в их первую брачную ночь, когда она не узнавала себя в квартире ненавистной свекрови, которая подслушивала матерясь у двери в их комнату.
Сегодня она мстила, жаждала, когда он войдёт в неё снова, без ласк и слов любви, что бы насладиться в эгоистичном экстазе. Терпела и ждала, как желала много лет...
Как только волна невыносимого и неизбежного накатила и свела судорогой его упругие мышцы, но сладостное чувство разрядки ещё не настало, она закричала, точнее это было похоже на рычание раненной тигрицы, сбросила его с себя неведомой силой накопленной за многие годы на холодный, крашенный пол.
Он изумлённо посмотрел на незнакомку, воспоминания чего-то нежного и неосуществлённого пронеслись мимо, задев лишь тайные, неизвестные даже ему сокровенные струны в душе, и тут же исчезли в памяти навсегда. Толи от отчаяния несбывшегося, то ли от бессильной злобы, может от безразличия к жизни он не смог подняться, обмяк, скрючился, и остался лежать на прогнутых от лесной сырости досках, прижав колени к животу, забывшись странным, будто бы гипнотическим сном.
Очнувшись утром в постели, так и не понял - спал или нет…
Туман в голове не выветрился, а словно бы пробрался, сквозь сон, в его голову с заросших берегов Истры.
Он распахнул окно, свежий лесной воздух ворвался в комнату, опьяняя запахом скошенных трав - их скосили ещё раньше, чем он встал. Не обнаружив её на соседней кровати, он позвал: - "Пора завтракать", - никто не отозвался. Вещи остались в шкафу, еда – не тронута с ужина… Обеспокоено выглянул в раскрытое окно. На подоконнике заметил высохший песок - отпечатки босых ног и маленький букетик белой кашки.
Понял, что никогда больше не увидит её... и пусть...
Он грезил о незнакомке.
12 06