Тёмная масса блёкло передавала в свете луны отблески зелёного цвета. В ночном пространстве хаотично передвигались маленькие точки, в верхней части которых было прикреплено что-то тревожно-подёргивающееся. Трава неожиданно стала влажной и холодной. По спине Кинг-Конга пробежалось нечто мерзкое, и в ответ он стал часто вздрагивать, издавая раздражённое прерывистое мычание.
В этот вечер, как и в любой другой и не только вечер, во всей вселенной существа, наделённые нервной системой, поведение и, собственно, существование которых было обусловлено лишь одним принципом, - принципом удовольствия, стремились достигнуть грани снижения накопившегося возбуждения, удовлетворяя свои потребности. А гигантская биологическая машина просто не могла быть исключением… Самое интересное начиналось с деревьев, точнее с их корней, и тут важен был даже не сам вкус, а процесс, когда корень бороздил участки рта, раздражая дёсны и язык. С хрустом откусывая куски, Кинг-Конг тщательно прожёвывал их, а затем, испытывая великую детскую радость, кидал в лес остатки пищи. Это захватывающее зрелище полёта он наблюдал, затаив дыхание, но кульминации данное действие достигало при падении, и звук ломающихся деревьев вздыбивал птиц, совершая взрыв из обращённых в панику частиц природы. Когда дёсны набухали, напоминая об оральной перегрузке, Кинг-Конг понимал, что необходимо переходить ко второй части развлекательной вечерней программы. Минуя джунгли с огромной скоростью, он ломал своим железным телом всё, что встречалось на пути. Даже другие животные невольно становились жертвами, издавая свой последний вздох под лапами несущегося чудовища. В конце пути его ожидал подарок (ещё один источник удовольствия) – предмет, который мог двигаться и издавать странные звуки. Каждый вечер жертва оживляла его любопытство и каждый вечер разочаровывала его своею неспособностью летать, так как напоминала своими тревожно-подёргивающимися частями тех существ, что бесстрашно бороздят пространство в верхней части его зрения. Забрав подарок, Кинг-Конг устремился назад той же дорогой. Набрав свою предельную скорость, он случайно поскользнулся о какой-то гниющий труп и, взвизгнув, полетел вниз со склона. Сильно ударившись головой о выступ, он ровно спикировал в воду…
Спустя какое-то время Кинг-Конг очнулся. Он обнаружил, что вода наполовину скрывала его волосатый живот. В левой лапе было зажато что-то мягкое и скользкое. От этого у чудовища опять появились омерзительные ощущения, он брезгливо отдёрнул лапу и разжал ладонь, отпустив по течению источник отвращения. Внутри он чувствовал какое-то напряжение. Всё вокруг стало изменяться: вода уже не стояла на месте, а неслась неизвестно куда, птицы потеряли свою хаотичность, можно было легко проследить за любой, теперь в них было даже нечто простое, предсказуемое. Неожиданно что-то защекотало колено чудовища. Кинг-Конг всмотрелся в воду и увидел странное существо, он дёрнул лапой, и рыба, не раздумывая, уплыла. Когда он расслабил зрение, то увидел подозрительную горообразную массу, и опять по спине разлился омерзительный холод. Присмотревшись, он разглядел нечто вроде лица, по крайней мере, глаза и рот были точно. На мгновение он замер, то ли от удивления, то ли от страха. Что это? – пронеслось где-то в глубине. Он ударил лапой по чудовищу, но… оно разозлилось только сильнее. Потом ударил ещё… и ещё… но похоже ничто не могло разрушить этот ужас. Монстр как бы играл с ним, постоянно находясь впереди, и тоже пытался ударить, но лишь замахивался. Ярость Кинг-Конга была на пределе. Всё, что он когда-либо встречал, ломал своей волей; всё склонялось перед его силой. Несколько раз оглушив джунгли своим рёвом, он завертелся на месте, выгнулся назад и застучал себя кулаками по груди, потом согнулся и принялся снова колотить воду попеременно обеими лапами. Когда наступила ночь и луна осветила все вокруг, Кинг-Конг по-прежнему избивал реку, но уже без прежнего энтузиазма. Собирая уже последние силы, он сосредоточенно кидал лапы перед собой. Вдруг луна скрылась за облаками, и чудовище исчезло во тьме… Победа! Кинг-Конг запрыгал от радости, снова заколотил грудь и запустил в небо свой победный продолжительный рёв:
- Ыа-а-а-а-аыуо-о-о-о-о!
Неожиданно луна снова показалась и осветила реку серебряным сиянием. Перед Кинг-Конгом снова показался монстр. Не теряя ни капли нового гнева, он замахнулся и хотел было нанести сокрушительный удар, как вдруг…
Луна, висевшая высоко над головой, оказалась в реке. Чуть размытая, она так же блестела как та, что была на небе. Что это могло значить?..
И тут он понял, что если луна могла попасть в реку, то и он, соответственно, мог тоже туда попасть. И что неуязвимое чудовище – это он и есть. Все эти новоиспеченные откровения происходили для него на тонком еле уловимом ассоциативном уровне, никаких форм, точнее слов ещё не существовало, а была, скорее, интуитивная форма осмысления. Кто-то, иронизируя, может вспомнить поговорку про одностороннее собачье осознание. И, если связь помогла углубиться во внешнее пространство, а значит и в себя, то, возможно, что отражение свойств подсистем каким-то образом влияет на дифференцировку и идентификацию в отражении…
Кинг-Конг выпрыгнул на берег. Казалось, весь мир претерпел изменения, а главное – он. Заболела голова, и уже понятно, что это было связано с падением в реку; ногам стало холодно. Он долго рассматривал своё огромное тело… трогал песок, воду, деревья, всё, что можно было изучить. Слушал пение птиц, ветер, шум реки и стуки собственного сердца. Долго смотрел на бесконечное звёздное небо. Теперь окружающий мир уже не был частью Кинг-Конга, а стал отделившейся средой, объективной субстанцией, которая требовала понимания, познания, обоснования, и, безусловно, представляла величайший интерес для сознания.